Детство в палеолите Childhood in the Stone Age – Станислав Дробышевский

Одна из слабо изученных тем жизни наших предков — это детство этих самых предков. Проблема в том, что даже детство современных детей как-то не очень изучено, а что говорить о том, что происходило десятки или сотни тысяч лет назад. Мы можем судить о детстве древних людей по нескольким источникам как обычно это бывает.

Во-первых, есть большое количество материалов просто антропологических, есть скелеты детей. А во-вторых, есть следы, вернее скелеты взрослых со следами перенесенного чего-то такого в детстве. И еще есть археология. Как правило проблема в том, что археологи не слишком склонны изучать именно эту сторону древности. Может быть не готовы ее изучать даже когда они что-то такое находят. А может не всегда могут эту строну древности проинтерпретировать.

Но, если начинать, то про биологию. Биология древнейших наших предков вплоть до австралопитеков и может быть даже и до habilis (хабилисов), а может даже до erectus (эректусов), была скорее такой же биологией детства как у современных обезьян. Собственно, чем детство обезьян отличается от нашего детства.

Отличается тем, что обезьяны растут гораздо быстрее. У них очень короткое детство, у них практически нет подросткового периода. У обезьян – детёныш, детёныш и сразу взрослый, все – созрел, вырос. Момента подросткового периода, когда он вроде уже размером как взрослый, а интеллектом ещё чуть-чуть не дотянул у обезьян нет. Это чудесно видно на ростовых кривых. У шимпанзе, кстати, немножечко есть, но чуть-чуть.

А когда подростковый период появился у наших предков — это вопрос. У австралопитеков, скорее всего, ничего такого не было. По тем черепам и скелетам детёнышей австралопитеков, которые у нас есть, мы видим, что в принципе там темпы взросления все как у обезьян. По хомо эргастерам и по хомо эректусам есть споры. Найден скелет подростка и по нему есть вопрос. Вот ещё бы он немножко подрос или не подрос. Если бы он не подрос уже совсем и у него не было подросткового периода, тогда бы он был низенький, коренастый. Если бы он ещё немножко подрос, он был бы как мы. Тогда ростовой скачок реконструируется чудесно.

Источник: https://www.bbc.com/russian/features-38825420

Есть череп, вернее черепная коробка по которому мы видим, что у ребенка головка маленькая. У взрослого такой здоровенный покатый лоб, с надбровиями, с затылком. Но плавно это менялось или рывком – мы не знаем.

У неандертальцев, скорее всего, уже было почти как у нас. Ростовые кривые неандертальцев были похожи на наши, но с существенным отличием. Микроструктура костей, по крайней мере алтайских неандертальских детей, которых изучали наши антропологи Бужилова, Медникова и Добровольская,  такая же как у современных стариков. Неожиданным образом. Ребенку сколько-то лет от роду, а у него уже старческие изменения в костях. Это говорит о том, что у них взросление шло по некоторым параметрам суперопережающими темпами.

Вероятно у неандертальцев немного раньше, по сравнению с нами, а может быть и гораздо раньше прорезывались зубы. Возможно и срастание швов черепа у них начиналось раньше. Хотя это вопрос, потому что голова у них вырастала ой какая. Но зубы точно у них прорезывались быстрее. Это известно благодаря исследованию шлифов зубов. Зубы формируются ещё внутри челюсти по слою в день. Это такие эмали-пласты. В день формируется один слой. И можно с точностью до дня продатировать некоторые события в жизни неандертальцев, что вообще чудесно.

У нас датировка с точностью до дня, не от нашего времени, а от времени зарождения этого неандертальца в виде зиготы. И потом как у него всё дальше происходит: мы видим, какая в жизни у него проблема случилась, какое нарушение. У сапиенсов всё было видимо как у нас. Вопрос, правда, с какого момента. Это пока трудно понять. Но где-то со времени порядка полумиллиона лет назад (я абстрактно говорю) плюс-минус сто тысяч лет. А может быть и немного древнее.

Но это биологическое взросление. А ещё было культурное взросление. Здесь известно гораздо больше потому, что почти на всех костях детей неандертальцев, кроманьонцев и других есть довольно существенный износ. Мы видим, что эти дети имели основательную физическую нагрузку с детства. За ними не то, чтобы никто не следил, – они калечились на каждом шагу. Но были весьма самостоятельные.

То же самое мы видим по детям разных современных народов, которые живут близко к природе. Дети много экспериментируют, они быстро начинают понимать, что к чему. Что опасно, что не опасно. Об огонь обжёгся, пчела укусила, муравьи покусали – и уже понимают, что надо делать. Классический естественный отбор. Кто оказался слишком глупым и полез туда второй раз, скорее всего там уже всё для него и закончится. С точки зрения конкретных родителей было грустно, наверное. С точки зрения эволюции в целом – было все чудесно.

Все неправильные дети вымирали и у нас теперь есть скелеты. Это проблема. Потому что, если мы находим скелет ребенка, то скорее всего это какой-то неправильный ребенок. Потому что правильные дети не вымирают. Они растут и становятся взрослыми и мы находим взрослые скелеты. Это великая проблема всегда. И с современными людьми то же самое. Никто не видел скелет нормального ребенка или это крайне редко бывает. Когда какая-нибудь авария. Если во время аварии погибает ребенок и его хоронят.

Соответственно, шёл отбор. Но, с другой стороны, даже те, кто жил вполне себе, они были хорошо нагружены. И мы видим, что на скелетах даже маленьких детей есть следы износа. Самый мега изученный пример, который хорошо всем известен — это дети со стоянки Сунгирь. Где мы видим, что у маленьких детей в возрасте десяти лет уже износ суставов. И на шее, и в позвоночнике не все в порядке, и уже какими-то болезнями успели переболеть. То есть они жили полной жизнью. Судя по сравнению скелетных данных, археологических данных, этнографических данных, дети к 12-15 годам становились практически взрослыми.