Станислав Дробышевский. Просто сейчас есть возможности громко кричать на весь мир. Несколько лет назад про какой-нибудь свиной грипп орали, потом еще какой-то был, птичий. И где все эти гриппы?
Георгий: О’кей. Спасибо, давайте двигаться дальше.
Александр: Очень интересный вопрос: есть ли понятие менталитета в антропологии? Вот такой вопрос от слушателя.
Станислав Дробышевский: В антропологии нет. Антропология – это биология человека. При чем тут менталитет? Менталитет, я не знаю, может, у психологов такое понятие есть?
Георгий: У психологов тоже нет. Есть у историков, как я понял. Это исторически как-то складывается за счет каких-то этнических групп, наций, народностей.
Станислав Дробышевский: Не знаю. Я никогда у историков не слышал. Может, я не с теми историками общаюсь, но я ни разу от историков это слово не слышал.
Георгий: Такое ничейное понятие, нигде не существует.
Станислав Дробышевский: Просто всегда стоит помнить, что есть понятия сугубо научные – термины, с жестко определенным смыслом, а есть просто обычная человеческая речь, в которой есть много таких понятий, которых нет в науке или с совершенно другим смыслом. Менталитет из этой серии.
Георгий: Как я понимаю, есть генетическое что-то в человеке и есть социально-культурное. И из этого складывается и развивается человек под влиянием этих факторов. И вот менталитет, наверное, относится к социокультурному?
Станислав Дробышевский: Наверное.
Георгий: Okay. В антропологии нет, это главное. Успокоились.
Александр: Главное, что как врожденное у человека это не существует.
Станислав Дробышевский: Врожденного точно нет.
Александр: Класс. Тогда следующий вопрос: было ли человеку из далекого прошлого проще жить с точки зрения переживания стрессов и психоэмоционального состояния? Вот такой вот вопрос от слушателя.
Георгий: Все хотят про стресс.
Станислав Дробышевский: Это очень сильно зависит от конкретного человека. Старшие товарищи ездили по странным местам в советские времена, к каким-то еще диковатым племенам (конечно, не племенам, уже советское время, но тем не менее еще таким простым). И они рассказывали, что в тридцатые годы (еще от царя недалеко уехали) якуты, эвенки еще там в раннем железном веке как бы жили, чуть ли не в каменном, местами.
Они совсем были не цивилизованные, но зато счастливые, веселые. Плывут какие-нибудь якуты по реке на лодке, песни поют, им хорошо. А в поздние советские времена туда же приезжают, к тем же, казалось бы, якутам, а они уже загруженные. Потому что они уже узнали, что где-то есть цивилизация, где-то уже построен коммунизм, фактически, и все это на халяву, и трудиться особо не надо, еще и тепло к тому же, море есть теплое, не только Ледовитый океан. И им уже грустно, они уже грустят, печалятся.
Источник: http://www.sentstory.ru/yakutiya/tsentr-respubliki-sakha/yakuty/
Александр: Я представляю, что с ними случилось, когда они узнали про алкоголь.
Станислав Дробышевский: Про алкоголь они узнали, как только первые казаки туда добрались. Буквально за 30-40 лет произошло это изменение. То же самое я читал (то мне лично рассказывали, а это читал) про австралийских аборигенов, индейцев, кого угодно. Пока люди живут близко к природе, дети природы, то у них все хорошо. Они не знают лучшей жизни, им зашибись. По одному из опросов, самые счастливые люди – это жители архипелага Вануату. Поищите на карте как-нибудь на досуге. Это Меланезия. Это папуасы-папуасы прям конкретно. Они меланезийцы на самом деле, но неважно (для большинства людей это папуасы). И вот им там хорошо, они живут, у них там каннибализм местами, они режут друг друга без конца, бесконечная война между двумя соседними деревнями. Зато им хорошо, они по-другому и не умеют, не знают. У них все здорово.
Как только появляется цивилизация, тут же начинается: всякие карго-культы, пятое, десятое, хочется жвачки, радио послушать, на машине погонять.
Александр: Блага-блага…
Станислав Дробышевский: Даже не блага, а наоборот – искушения, причем недосягаемые. Причем это самое гадское. Известно, что где-то это есть, а непонятно, как это получить – своими силами никак не сделать. И зависть возникает уже. А зависть всем свойственна. Чем проще живут люди, тем они счастливее.
Александр: Класс. Мне кажется, это можно в фонд цитат помещать нашего выпуска.
Георгий: Заголовок.
Александр: Вот еще такой вопрос: а можно ли понять по скелету человека, были у него какие-то болезни, стрессы, касательно психического здоровья?
Станислав Дробышевский: Психического с трудом, а вообще – да. Общий уровень стресса очень даже легко определим. Есть несколько способов. Во-первых, гипоплазия эмали. У маленьких детей, когда зубы еще формируются в челюсти, и возникает какой-то стресс (самый стандартный – отъем от груди, но может быть что-то более серьезное), то зубы на некоторый момент прекращают рост, а потом его восстанавливают. На зубах получается полосочка. Это зубы, которые еще даже не прорезались. Когда уже прорезались, на них полосочки. Можно посчитать, сколько там этих полосочек. Это называется гипоплазия эмали. Можно посчитать, сколько там этих полосочек, и узнать, в какие годы у ребенка был стресс. Или примерно то же самое на длинных костях – линии Харриса. Они не всегда из-за стресса возникают, но из-за него тоже. Или крирбоорбиталия – это дырочки на надглазничной пластинке лобной кости. Но это уже из-за анемии серьезной. Или пахионовы грануляции на внутренней стороне свода черепа из-за повышенного внутричерепного давления, когда у человека голова болит (это уже у взрослого человека может быть запросто, не обязательно у ребенка).
Источник: https://epos.myesr.org/posterimage/esr/ecr2011/105608/mediagallery/370654
Если у нас есть палеопопуляция, в которой череп с такими признаками, то ему не повезло. А если у нас ископаемая популяция, в которой, скажем, 50% с этими признаками, значит им было совсем плохо, потому что они же не в один день умерли все. Это же люди, росшие (немножко каждый все-таки по-своему) на протяжении десятков лет. Если у них большой процент этой ерунды, значит, им жилось совсем погано. У них был стресс. Что приятно – это маркеры неспецифического стресса. Есть еще специфического (например, синдром апельсиновой корки холодового стресса, силового – насколько они напрягались, тяжести поднимали). И мы можем увидеть, что популяции было хорошо или нехорошо в целом на протяжении многих лет. Показательна палеопопуляция в Сима-де-лос-Уэсос, в Испании. Это люди гейдельбергские, которые жили 450000 лет назад. И у них эти маркеры стресса на меньшем уровне, чем у современных испанцев. То есть, 450 000 лет назад, почти полмиллиона лет, Homo heidelbergensis жили счастливее, чем современные испанцы.
Александр: Я надеюсь, что мы в полной мере ответили на вопрос нашего слушателя. Георгий: Я сейчас подумал, возвращаясь к предыдущим вашим мыслям, про то, что сейчас мы живем в раю: живем долго, не умираем. Но тогда был больший рай с точки зрения стрессов.
Станислав Дробышевский: Тогда мог какой-нибудь лев съесть запросто. Можно было с голоду помереть, мог сосед прийти по голове дубиной врезать. Сейчас у нас реальных опасностей меньше. Мы живем в два раза дольше. У нас в среднем продолжительность 65 лет. А с другой стороны, мы больше нервничаем, мы всего боимся. Древний человек был уверен, у него дубина в руке, он себе чоппер сделал и все, – он царь горы. А мы теперь все такие нерешительные, дерганые, нервные (вот я сейчас посматриваю, лампочка красная горит или не горит – стресс). А там товарищ вообще не парился: не горит – надо зажечь, взял палочку и зажег.
Александр: Класс.
Георгий: Никаких договоров. Понятно, класс.
Александр: Вопрос номер девять: то, что сейчас человечество заботиться о людях с особенностями в развитии и старается продлить жизнь путем лечения болезней, это борьба с естественным отбором? И к чему это приведет?
Станислав Дробышевский: Во-первых, не борьба с естественным отбором. Потому что, если кто-то выживает, мы создаем такие условия, что люди с этими отклонениями живут, то, значит, это не отклонения. Допустим, у меня врожденный астигматизм. Это вроде бы не очень здорово, приходится очки надевать. С другой стороны, на моих выживаемости, плодовитости, воспроизводстве генов это не сказывается никак. Значит, это не вредный признак, он, как минимум, нейтральный. Если мы возьмем, допустим, какую-нибудь древнюю рыбу, у которой был вначале спинной плавник, а потом они стали вылезать насушу, и спинной плавник исчез. Для рыбы, живущей в воде, отсутствие спинного плавника – это вредный признак, а для нас – это норма жизни, теперь это как бы хорошо. Если мы позволяем выживать людям с другими признаками – это задел для будущего отбора. У нас изменчивость увеличивается, и это даже хорошо. Потому что никто не знает, какие требования предоставит естественный отбор в будущем. И может быть люди, выжившие с какими-то отклонениями, окажутся офигенно полезными в будущих поколениях. В полиморфизме наша сила. Чем больше у нас вариантов, тем в целом для популяции по факту лучше.
Источник: https://autogear.ru/article/142/852/polimorfizm—chto-eto-geneticheskiy-polimorfizm/
Александр: Класс.
Георгий: Я подумал, что может быть и не очень умные люди тоже будут полезны нам в будущем.
Александр: Гош, такие, как мы с тобой, точно.
Станислав Дробышевский: Еще есть такой тонкий момент, что это глобально для человечества (философски). На уровне конкретного человека это может выглядеть не совсем так. И сильно меняться от условий. Допустим, повышенное жироотложение. Для охотника-собирателя – это однозначно минус. Он будет медленнее бегать за сайгаками, и помрет с голоду. Для людей, переживших блокаду Ленинграда, это неожиданно оказался огромный плюс. Были исследования уже после войны, и оказалось, что блокаду лучше пережили люди со склонностью к жироотложению. Они меньше тратили энергии, больше запасали, и лучше выживали. Такие как я, тощие, все умерли там очень быстро. А после уже войны – у них с прибавкой к этому весу – повышенная частота диабета – это уже минус. Во время голодовки – это плюс, во время обычной жизни – это минус. Признаки не бывают сами по себе полезные или вредные. Любой признак приобретает полезность или вредность в конкретных условиях среды. Чем больше у нас вариантов, тем лучше. А на жизни конкретного человека в конкретных условиях это может сказаться очень по-разному. Вот мой астигматизм. Я в очках со школы хожу. Даже с детского сада. В школе сразу все видели, что это умный человек, в очках же. И у меня оценки были всегда выше, само собой. А с другой стороны, иногда мне хочется что-то увидеть, а я не вижу. Все видят, а я не вижу, потому что слепой.
Александр: Как я вас понимаю. У меня тоже астигматизм просто.
Станислав Дробышевский: Где-то полезный, где-то вредный. В армию я не пошел, наверное, это плюс. А с другой стороны, иногда хочется что-то увидеть. Или тот же недобор веса. Мне, допустим, мой мизерный вес дает выносливость повышенную без больших нагрузок. Я пешком могу ходить намного больше, чем качок здоровенный. С другой стороны, когда нужно какой-нибудь шкаф переставить из угла в угол, у меня веса не хватает, он больше меня весит. А амбал, который сам весит 90 кг, одной рукой его сдвинет. Хотя, с другой стороны, на раскопках я качков не видел ни одного. На раскопках все какие-то или пузатенькие, или тощие, все косые, кривые работают. И вот они-то и работают, и я в том числе. А вот какие-то мегакачки очень быстро выдыхаются. Лопатой надо целый день копать на жаре, очень быстро перегреваются.
Георгий: Можно ли дать такой практический совет, что нужно изучить свои особенности, и найти себе среду где это будет полезно, востребовано?
Станислав Дробышевский: Естественно. Обычно это делается на полном автомате. Обычный человек, конечно, так не задумывается, ну если это не спорт какой-нибудь, где все очевидно (десантники, летчики, где уже однозначно все).
Источник: https://ru.freepik.com/free-photo
В других случаях, это на автомате получается. Этому масса примеров. Изучались работницы тепличных хозяйств в Подмосковье, в Люберцах. Помидоры, огурцы они выращивают. И оказалось, что среди этих женщин, которые там работают, больше астеников (типа меня), тощих, длинных. Не потому, что их таких туда берут на работу (берут всех подряд), но они не перегреваются. Там жарко и влажно, тропический климат в теплице с огурцами. Полные женщины больше заболевают и уходят с этой работы, а тощие остаются. Отбора нет как бы, а как бы и есть. И таких примеров масса. Это отдельная большая область в антропологии. Целую лекцию можно читать.
Георгий: Профориентационная антропология.
Станислав Дробышевский: Ну да. Чисто гипотетически, это можно и учитывать на практике. Другое дело, что тут же все начнут кричать о дискриминации. А вообще, по-умному, это надо учитывать.
Александр: Класс. Тогда идем к следующему вопросу. Вопрос номер 10: всякие заболевания физические и психические – это для чего-то нужно в контексте эволюции или это неизбежная и ненужная ошибка?
Станислав Дробышевский: По определению заболевание – это нарушение нормы. Само определение заболевания – это когда что-то не так должно быть, а оно вот так. Надо это исправить. Если это нормально и жизнеспособно, и приспособленность не снижает, значит, это не заболевания, а вариации. И граница бывает очень тонкая, не всегда очевидная. Самый классический пример – это серповидно-клеточная анемия. Школьный пример, на ЕГЭ его даже задают. Есть обычные эритроциты, есть гемоглобинS–серповидные эритроциты. Обычные эритроциты, кровяные клетки, поражаются малярией, малярийным плазмодием. И человек с круглыми эритроцитами с большой вероятностью в области, где есть малярия, помрет от этой самой малярии. Если все серповидные, он умрет от анемии. Если у него половина таких, а половина таких, то ему будет плохо и от малярии, и от анемии, но он не будет умирать. Потому что во время приступа малярии он будет тянуть на серповидных, а когда у него нет малярии, он будет тянуть на круглых. Ему плохо и там, и там. Половина детей будет гарантировано помирать в таких условиях, это не есть хорошо. Работоспособность и выносливость будут ниже, чем у стандартного человека. Но зато он не помирает от малярии, и может жить в этих малярийных условиях. Хорошо это или плохо, но живет.
Георгий: Такое продолжение у нас получилось вопроса. Одиннадцатый, Саш.
Александр: А тебе есть, что добавить?
Георгий: Мне кажется, у Станислава все схвачено.
Александр: Класс. Правда же, смотря в каком ключе рассматривать. Это может быть где-то полезно, а где-то повлиять, как, пример, с малярий. Очень круто. Мы надеемся, что мы ответили на вопрос нашим слушателям. Поехали дальше. Как объяснить зависимое поведение человека? Эмоциональная зависимость от чего-то или кого-то (алкогольная зависимость, наркотическая) с точки зрения антропологии. Вот такой вопрос.
Источник: https://www.20khvylyn.com/life/health/story_15378.html
Станислав Дробышевский: У нас в мозге (и не только, но там в основном) есть куча всяких рецепторов, которые рассчитаны на какие-то химические вещества, гуляющие у нас в организме: гормоны, нейрогормоны, нейромедиаторы. Масса всего такого есть. Бывают вещества, которые с этими рецепторами связываются лучше, чем то, что должно с ними связываться. Это получается не нарочно, просто химия такая. Оно не должно быть в организме человека. Но можно подобрать вещество (химия богата), которое с этим рецептором свяжется еще и круче, и не отвяжется потом еще. Это и есть наркотики.
Или это будет яд какой-то ужасный, или наркотик (тоже яд, но такой, что не сразу убивает, а через некоторое время). Это способность нашего организма реагировать на разные вещества.
Александр: Гош, добавишь?
Георгий: Я вот подумал о том, что если говорить про сейчас, то количество информации, скорость развития человечества, всяких гаджетов, появление новых историй в обществе, формирует привычку, что я быстрее все усваиваю, быстрее поглощаю, меньше разжевываю (если на физиологии это применить). Быстрее это обрабатываю, и это быстрее в меня проникает. Вот я еще про это подумал. Из серии – скорость потребления возрастает, я вынужден быстрее потреблять и быстрее с чем-то сливаюсь, быстрее образуется зависимость. Это не касается наркотиков и алкоголя.
Александр: Ты сейчас про зависимость от соцсетей, да?
Георгий: Да, думаю, так.
Станислав Дробышевский: Все эти зависимости как раз очень здорово изучены. Я в этом ни разу неспециалист. Я где-то что-то слышал краем уха, если честно. Какой-нибудь нарколог гораздо круче расскажет. У нас просто есть рецепторы, самые известные – дофаминовые. И, кстати, разные люди не одинаково подвержены этому делу. Есть же чудесное исследование о том, что есть гены, которые усиливают или подавляют работу этих дофаминовых рецепторов.
Разные популяции очень сильно друг от друга отличаются. Это популяционные характеристики. Количество копий этих генов не одинаковое. И есть популяция, где эти дофаминовые рецепторы работают очень здорово, а есть – где не очень здорово. В популяциях, где они работают не очень здорово, люди получаются неусидчивые. Например, бушмены в Южной Африке. Этим охотникам-собирателям не должно нравиться на одном месте долго: он посидит там 5 дней в одном месте, ему уже все надоело, он эти камни уже видел, 5 дней уже смотрит на них, сколько можно. И пошел на другой конец Калахари.
У китайцев и японцев наоборот. У них рекорд по усидчивости. Все, кто были особо подвижные, давно померли (когда все земледельцы и должны сидеть на своей грядке). У них отработалась суперчувствительность этих рецепторов. Он сидит и свой бонсай выращивает 40 лет подряд, 80 лет, 90 лет. Или кустик риса, каждую травинку сажает отдельно, стеночки из камней выкладывает, воду запускает, рисует на вазе супертонкие линии. Все это годами делает запросто, без проблем; ему хорошо. Он вообще за пределы своего домика не выходит никогда в течение всей жизни. И ничего, нормально. Играет в го с соседями, этого ему хватает.
Александр: Я очень часто встречал курящих людей, которые говорили, что у них нет зависимости, а потом встречаю спустя 2 дня, а он опять с пачкой сигарет идет.
Георгий: А вот этот эксперимент с крысами, когда они пили в пустой клетке воду с наркотиком и воду без наркотика. Они выбирали воду с наркотиком. И как только их поместили в клетку, где есть куча всяких движух для них, аттракционов, горочек, они перестали пить воду с наркотиком, а стали развлекаться по-другому.
Станислав Дробышевский: Ну да. Не знаю, насколько это правда, но такое есть мнение, что среди современной молодежи процент курения, употребления алкоголя снижается потому, что появились видеоигры, на телефонах можно тыкать все время. Соцсети, например. Мега удовольствие – это общаться с другими людьми, получать похвалу, лайки собирать. Вы сейчас этим занимаетесь активно. И вот дофаминовые рецепторы прям счастливы. И зачем водку пить, если лайков собрал.
Александр: Мне кажется, люди, правда, стали довольствоваться другими вещами даже нежели буквально 10-20 лет назад. Поменялось очень сильно.
Станислав Дробышевский: Насколько это действительно так, надо посчитать и посмотреть. Наверное, кто-то этим уже и озаботился, я просто не в курсе.
Александр: Класс. И достаточно прикольный, интересный вопрос…
Георгий: Юмористический.
Александр: Да. Почему кто-то может сворачивать язык в трубочку, но не я? Поговаривают, это рудимент, и от рождения дано не всем. Что следующее в организме человека со временем может стать рудиментом, как хвост, например? Есть ли прогнозы на эту тему?
Станислав Дробышевский: Способность сворачивать язык как раз хорошо изучена. Там есть какие-то мышцы. Я сейчас не воспроизведу, какие конкретно, хотя несколько раз читал, не помню. У некоторых они есть, у некоторых – нет. Много таких признаков – способность сгибать отдельно концевую фалангу, еще что-то такое (довольно много вариантов).
Потенциально рудиментарных органов у нас хватает. Самые такие школьные, банальные примеры – это мизинец на стопе, аппендикс, мочка уха, волосы на теле (их у нас все меньше и меньше, не особо нужны, тоже рудименты), третьи моляры (самые задние зубы). Так что много чего у нас может исчезнуть: малая берцовая кость, широчайшая мышца спины, вентральный таламус (это в мозге участок, не нужен). Оно исчезает миллионы лет. Мы не доживем. Это уже такой большой уровень отличий, хотя бы 10-20 миллионов лет должно пройти.
Георгий: Ювелиры разорятся на сережках спустя миллионы лет. У нас два вопроса осталось про отцов и детей.
Александр: Да. Может быть и личным опытом каким-то поделитесь своим. Предпоследний вопрос: конфликт отцов и детей – это было всегда? Молодые не хотят жить по правилам взрослых особей. Вот такой вопрос.
Станислав Дробышевский: Естественно, всегда. Это есть у любых животных абсолютно (мало-мальски социальных, которые хоть как-то воспитываются, общаются; у собак, обезьян, шимпанзе, горилл это есть по полной программе). Насколько мы знаем письменность, с древних греков, как минимум – это прямо в современном исполнении – молодежь не та пошла, старших не уважает, традиции не чтит, богам не молится, всякой фигней занимается. Новомодные штучки завели, куда ж мы катимся.
Александр: У меня прям уральские воспоминания, вот вы говорите.
Станислав Дробышевский: Это еще древние греки, древние римляне, все, кто угодно про это рассуждали. В эпоху Возрождения, и в 19 веке, и сейчас. Это каждый раз. Да, это было всегда, и везде, и у всех. Если общество уж очень традиционное, супер мегаустойчивое (опять же охотники-собиратели), то они могут просто встать и уйти на другой конец пустыни. И тем проблема и решается. Мы земледельцы, и у нас с этим могут быть проблемы. Например, сыночек подрос, деваться ему некуда, квартира все та же, он не может расселиться (как пресловутый расселяющийся молодой бобер – плывет по реке). Человеку бывает трудно расселиться куда-то вдаль.
Александр: Класс. Гош, добавишь?
Георгий: Да. Я просто думаю, что вот есть такой термин “сепарация”. Молодая особь вырастает, начинает предъявлять требования на ресурсы, на территорию; взрослые говорят: “Слушай, а ты не обалдел? Здесь мои правила. Или уходи или живи по моим правилам”. И вот это как раз умение договариваться в этом смысле у всех страдает обычно.
Станислав Дробышевский: У современного человека еще есть такая проблема, что мы слишком долго живем. В природе все очень притерто в поколенческом плане. У нас длина поколения где-то (если это совсем дикие персонажи) лет 15-20. С 15 до 20 лет они начинают размножаться. А живут они 30-40 лет. Получается, что время первого размножения ровно в половину жизни укладывается. Это чистая математика. Когда кто-то начинает рожать детей, его родители закономерно умирают. И численность в популяции остается прежней. Она все время остается на постоянном уровне. Ресурсы не перерасходуются, и это великая стабильность.
А мы теперь со своей великой цивилизацией живем дольше. Размножаемся мы, допустим, в 25 лет теперь, а живем-тоне 50 лет, живем сейчас 65 лет. Получается, что эти поколения все время друг на друга наслаиваются, как бы перекрываются, и возникает этот самый конфликт. Родители еще не померли, а дети нарожали уже внуков. С одной стороны, с внуками можно нянчиться, а с другой стороны, конкуренция есть.
Александр: Квартиру пора освобождать, да?
Станислав Дробышевский: Ну да. И тут вопрос, у кого мозги есть, а у кого обезьяньи инстинкты еще срабатывают.
Александр: Очень классные отсылки у вас. Смеюсь. И последний вопрос давай тогда.
Георгий: Наши слушатели, видимо очень много послушали ваших лекции, интервью, и прям к вам обращаются, про ваши личные истории.
Александр: Вопрос: Станислав, где-то в ваших лекциях или интервью слышал, что у вас есть семья, вы отец. Скажите, как помогает вам наука в воспитании детей? Может ли антропология дать какие-то советы родителям?
Станислав Дробышевский: Никак не помогает. Воспитание – это задача психологии, а не антропологии. Единственное, чем она потенциально может помогать, это тем, что, занимаясь наукой, все-таки начинаешь пытаться мыслить рационально. Хотя в воспитании детей бывают проблемы с рациональностью. Так что, по большому счету, мне, наверное, никак не помогает. Хотя это со стороны лучше смотреть. Изнутри это не понятно.
Александр: Помогает ли наука в улучшении образования детей? Может быть побуждает на какие-то исследования?
Станислав Дробышевский: Хотелось бы. Но по факту что-то не очень.
Георгий: Ваши дети разделяют теорию эволюции?
Станислав Дробышевский: Они просто еще не такого возраста, чтобы этим сильно заморачиваться. Они знают, чем я занимаюсь, но антропологией как таковой они сильно не интересуются. У них свои интересы.
Александр: Класс. Посмотрим, какой будет шаг следующего поколения и как они будут сепарироваться.
Станислав Дробышевский: Я не считаю, что дети обязаны прям следовать по стопам родителей. У меня родители философы. Я стал биологом. А мои детишки кем захотят, теми и будут. Почему они должны обязательно быть биологами, антропологами? Есть масса замечательных профессий. Почему бы им не быть кулинаром, изобретателем, инженером, военным. Куча есть специальностей всяких разных и все хорошие. У нас цивилизация поставлена на разнообразие видов деятельности. Нет смысла зацикливаться на чем-то одном.
Александр: Как говорил мне мой дед: “Иди на повара. И в богатые времена, и в бедные времена жрать все хотят всегда”.
Станислав Дробышевский: Парикмахер, стоматолог и повар – самые беспроигрышные.
Александр: Правда.
Георгий: Время семейных традиций, когда сын кузнеца тоже кузнец, внук кузница тоже кузнец, ушло?
Станислав Дробышевский: Не то чтобы прям ушло. Понятно, что, если бы я жил в деревне, там выбора не сильно было много (хотя сейчас и в деревне все нормально с этим). А сейчас столько возможностей. Я все-таки живу рядом с Москвой (куда еще дальше, уже цивилизованнее некуда). Выбор широчайший. Я не заморачиваюсь. Я считаю, что человек должен свой выбор делать.
Я могу предоставлять возможности кому-то (как преподаватель, родитель). Я даю кому-то потенциальную возможность. Реализует он ее, не реализует, и чем он сам займется – не мне решать. Это его личная жизнь, его сложности, его проблемы. Я готов дать потенциальную возможность. Насколько кто-то этим воспользуется – его личное дело.
Георгий: Супер. Мне кажется, это хорошая точка. Станислав, здорово.
Александр: Да! Очень круто. Я радуюсь.
Георгий: У нас впервые “Три пункта”, где три пункта слушателям придется выделять самим, ну и здорово.
Александр: В любом случае, мы поставим таймк оды, чтобы было удобно слушать. Вам спасибо огромное за то, что стали гостем подкаста. Это супер. Мы очень рады.
Станислав Дробышевский: Пожалуйста.
Георгий: Ну что, друзья, это был 27 выпуск подкаста “Три пункта. Психология и юмор”. С нами был Станислав Дробышевский.
Александр: Очень круто. Я под впечатлением сам, Гош. Я надеюсь, что наши слушатели будут под таким же впечатлением. Потому что было очень много интересных фактов и классных вопросов. Спасибо вам за вопросы, они, действительно, очень классные, оченьхорошие.
Георгий: Психологии было минимум. Я на все вопросы не знал, как отвечать. Думаю, что это отличная добавка к обычным нашим выпускам. Пишите в комментариях, кого вы еще хотите видеть у нас в гостях, может быть нам удастся пригласить. А может быть вы и сами нас сведете с кем-нибудь, кого вы хотите видеть у нас в эфире, и мы с удовольствием пригласим его в подкаст.
Александр: Вы можете слушать нас, я напоминаю, на YouTube, в iTunes подкастах, в Яндекс музыке, Google подкастах, VK подкастах, на soundcloud, и теперь мы есть в Storytel, там тоже можете нас слушать. Оставляйте отзывы, оставляйте ваши лайки, пишите комментарии, пишите в обсуждениях в ВКонтакте, что вам понравилось, что не понравилось, какие пункты вам понравились. Задавайте свои вопросы либо Гоше в Инстаграме в Директ, либо, соответственно, в VK в сообщениях группы. Мы все читаем, все смотрим. Очень радуемся, когда вы оставляете обратную связь, стараемся улучшаться. Это был подкаста “Три пункта. Психология и юмор”, большой спецвыпуск. Всем пока. Три пункта. Подкаст про раз-два-три. Важные и повседневные темы через призму психологии и юмора
Три пункта. Подкаст про раз-два-три. Важные и повседневные темы через призму психологии и юмора.
Александр: Ребята, всем привет. Это подкаст "Три пункта", 27 выпуск. Гош, привет. Георгий: Привет, Саша! Александр: "27 - это клуб. Кому надо - те войдут"... Ладно, наверное, Федук сегодня в выпуске немного лишний. Да? Георгий: Ну почему? Очень весело, Саш. Лето,...
Присоединяйтесь к нашей рассылке
Подписавшись на нашу рассылку, вы сможете получать уведомления о выходе новых статей с информацией о работах Станислава Дробышевского, открытиях в палеонтологии и антропологии, выступлениях, лекциях и видео.